Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было бы лучше, если б ты находилась здесь, Маргарета. Когда мы ходили к Биргитте вместе, мне это даже представлялось каким-то таинством. По-моему, ей больше нравилась ты, чем я. Помнишь непонятный напевный звук, который она всегда издавала, когда открывала дверь и видела, что ты пришла? Она никогда не делает ничего подобного при моем появлении. Я помню твои и мамины слова о том, что она не будет сердиться, пока я соблюдаю ее правила, но, честно говоря, мне не нравится ходить туда одной. Мое сердце начинает биться как сумасшедшее, когда я вижу ее халупу, и у меня сразу пересыхает во рту. Мама сказала, что она пришла в ярость тогда, поскольку я открыла дверь без стука и запросто вошла внутрь. По ее словам, Гиттан больше боится меня, чем я – ее. Но она высокая, как взрослый парень, и большая, как медведь. После того случая мои царапины заживали несколько недель; я даже думала, что они останутся навсегда.
Ах, послушать меня, так мне не жалко Биргитту, но ты же знаешь, что все совсем наоборот! Я могу порадовать тебя, рассказав, что сегодня она выглядела бодрой. Она испачкала пол, вернувшись с лесной прогулки, и я хотела убрать грязь, но боялась разозлить ее. Опять же, мама не говорила мне убираться; считая, что я делаю это небрежно, она предпочитает заниматься подобным сама. Однако у Биргитты были розовые щеки, и она с аппетитом ела цыпленка и мягкое имбирное печенье. И даже делала странные движения руками, которые, если верить тебе, означают, что она радуется.
Я уверена, что мой страх скоро пройдет. В общем, Маргарета… дело не только в тех царапинах. Я боялась Гиттан и раньше. Она же такая большая и двигается странно, а из-за волос, свисающих ей на лицо, напоминает лесного тролля из тех сказок, какие обычно рассказывала мама. Пожалуй, есть еще одно дело, о нем даже говорить страшно, но это правда. Она и пахнет лесом. Я предложила маме обрезать ей волосы и дать новую одежду, что-то другое вместо старых лохмотьев, в которых она ходит изо дня в день. Тогда, наверное, люди в городе не будут считать ее такой странной. Гиттан смогла бы жить в настоящем доме, и нам не требовалось бы присматривать за ней постоянно.
Но, по словам мамы, это не так просто. Порой мне кажется, что ей нравится заботиться о Биргитте. Она не дерзит и не играет у мамы на нервах, как делаю я, поскольку не умеет говорить.
Ну да. В любом случае, сегодня все прошло хорошо, и Лена даже не злилась, когда я вернулась. По ее мнению, Биргитта клевая, и она даже спросила, нельзя ли ей сходить со мной когда-нибудь. Представляешь? Я сказала «нет», так как, во-первых, мне кажется, маме это не понравится, и, во-вторых, по-моему, Лена не сможет соблюдать правила и разозлит Биргитту – и тогда одному богу известно, чем все закончится! К счастью, Лена не обиделась. Она даже дала мне попользоваться своей губной помадой, прежде чем мы пошли к реке. Она была действительно красивая. Я, пожалуй, смогу купить себе такую, как у нее, когда поеду навестить тебя и Нильса, или что ты скажешь?
Пиши скорее!
Спальный мешок шуршит, когда я поворачиваюсь на другой бок. Палатка большая и довольно просторная, но ей все равно далеко до номера в отеле. В ней холодно и сыро, пахнет искусственной тканью и чем-то другим, непонятным, от чего меня слегка подташнивает.
Но это в любом случае лучше, чем спать на заднем сиденье «Вольво», как делает Макс. Насколько я понимаю, раньше он не ходил в походы – жизнь на свежем воздухе явно никогда не привлекала его. Он сам решил ночевать в машине, и я убеждена, что, пока мы здесь, его постоянно будут сопровождать боли в шее и спине. Эмми и Роберт также не взяли палатку – если верить Эмми, они привыкли спать в грузовом отсеке и именно так обычно поступают при работе над малобюджетными фильмами. Вполне возможно. Но я рада, что сама могу избежать этого. В окружении железных стен мне было бы немного не по себе, особенно со всей той техникой, которая у нас там упакована. Даже с учетом того, что мы хорошо закрепили наше оборудование, мне все равно казалось бы, что оно обрушится на меня, пока я сплю.
Зато купленные нами спальные мешки хорошего качества и держат тепло так здорово, что прохладный воздух у моего лица не доставляет неудобства. Я люблю спать под толстым одеялом в холодном помещении с открытыми окнами – даже зимой. Но сейчас не могу сомкнуть глаз, несмотря на усталость. Возбуждение пронизывает все мое тело, заставляя бодрствовать.
– Не можешь заснуть? – слышу я хриплый голос Туне в темноте.
Поворачиваюсь на другой бок и оказываюсь лицом к ней, пусть даже различить что-то, кроме теней внутри, можно, лишь обладая зрением кошки.
– Я тебя разбудила? – спрашиваю.
– Нет, – слышу приглушенный ответ. – Ты же знаешь о моей беде…
Для нее проблемы со сном – обычное дело. Это стало одной из первых вещей, которые я узнала о Туне, когда мы впервые встретились в безымянной кафешке на площади Уденплан чуть более двух лет назад. Я стояла снаружи, не уверенная, что она вообще появится, и не представляя, кого мне высматривать, – ведь ее «фейсбучная» фотография в профиль была четырехлетней давности (шестилетней на сегодняшний день, – насколько я знаю, она по-прежнему не поменяла ее), вдобавок не лучшего качества. Но потом кто-то внезапно похлопал меня по плечу, и это оказалась она. Высокая и бледная, с коротко подстриженными белокурыми волосами и правильными чертами лица, в слишком большом, темно-синем мужском пальто с глубокими карманами. Изо рта у нее торчала недокуренная, но загашенная сигарета, и она подозрительно смотрела на меня своими серыми глазами, под которыми залегли черные круги.
– Я нигде не болталась и не пьянствовала всю ночь напролет, – сказала Туне, когда я вернулась к выбранному ею столу с двумя чашками кофе в руках. – Мне плохо спится по ночам, поэтому я и выгляжу как привидение. Это просто для информации.
Тогда я не знала, как мне ответить на это. Сейчас же, когда мы знакомы довольно давно, могу утверждать, что Туне свойственно разрушать – абсолютно рефлекторно – негативное впечатление людей о ней еще до того, как оно успевает у них сложиться.
– Я тоже не могу расслабиться, – признаю́сь. – Мозг отказывается отключаться.
Туне хрипло отвечает в темноте:
– Ты можешь попросить немного виски из фляжки Эмми? Это, пожалуй, поможет.
Я закатываю глаза, пусть она и не видит меня.
– Что, можно начинать пить, стоит только добраться до места?
– Судя по тому, что ты рассказывала о ней, это не могло стать для тебя сюрпризом, – отвечает Туне.
Я слышу, как шуршит ее мешок, когда она меняет положение.
– Да уж, – подтверждаю. – Конечно.
Затем лежу и размышляю какое-то время.
– А у тебя ничего нет с собой? – спрашиваю наконец. – Никаких таблеток снотворного, например?
– Нет, – отвечает Туне. – Я не могу использовать такое. Если задуматься.
